В 8-м классе ездили в колхоз. Взял с собой гитару, все удивились. Свои песни пел, "Урфин Джус", "Динамик" пел почему-то... В принципе, тогда информации о том, что творится с музыкой в стране, не было. В классе 9-м попытался создать свой коллектив. Но все школьные инструменты к тому моменту были разломаны - застой кончился, началась перестройка, поэтому денег как бы не хватало на инструменты. Поэтому быстро это дело и издохло. И организовался такой... Я не сказал бы КСП... Скажем так - то, чего мне не хватило в электрическом бэнде, я попытался перенести в пение хором под гитару. КСП это трудно назвать. Была хорошая компания ребят, завернутых на серебряном веке и на футуристической поэзии одновременно, в 10-м классе все вдруг начали писать стихи. И я стал писать песни - на их стихи, на свои, - пели хором, я играл.

После 10-го класса проработал еще год в Асбесте лаборантом на полставки в той же школе, где учился - потому, что не поступил. Я в университет поступал, на исторический факультет, причем не по причине того, что мне это сильно нравилось, а по причине того, что история была единственным предметом, который я знал. И тем не менее - первый экзамен был по истории, и я даже ничего сказать не смог. Билет был - "Восстановление разрушенного хозяйства посл е гражданской войны", а второй вопрос - после Великой Отечественной. Памяти вообще никогда не было, а там все эти челябинские тракторные, годы восстановления, сколько народу работало... и так далее.

Год я ездил туда-сюда, концерты, репетиции (репетировали на базе радиотехнического факультета), а на следующий год поступил в музыкальное училище, сдал все экзамены. По бас-гитаре и поступил. Но там я был двоечником - полгода всего нормально проучился. Вступительные экзамены сдал замечательно - причем без музыкальной школы - а потом просто перестал ходить.

Существовало тогда относительно рок-музыки понятие - "свердловская школа". Трудно спорить с тем, что она действительно была. Другой вопрос, что расширялась во-многом благодаря влиянию на новые коллективы... На нас влияла со стороны. "Трэк", "Наутилус", "Урфин Джус"... Они варились между собой, играли друг у друга, половина людей во всех составах была одна и та же. А мы из технического ВУЗа, и со стороны влиться в эту тусовку было достаточно сложно. Потому что это была тусовка людей искусства. А вот после того, как мы выступили на третьем фестивале свердловского рок-клуба, все нас полюбили. У нас крылья выросли - Макаревич поздравлял, Бутусов поздравлял, Пантыкин обратил внимание.

Студия нравится тем, что из ничего создается вдруг альбом. Вдруг его не было, и вдруг он стал. А концерт - это когда ты уже получаешь от него удовольствие.

А сейчас состояние кардинально изменилось - у Вадика точно, у меня точно, год этот очень много переломал, изменил. Не для интервью скажем, много сказок из жизни исчезло, это с одной стороны, а с другой - осталось понимание того, что я, как человек, не хочу ничего, кроме того, чтобы летать. Ощущение сказки в детстве - оно так и было, но чем-то вуалировалось... Сейчас оно осталось голое.

Дело в том, что мы записали сначала все альбомы, не будучи популярной группой. Вот. А сейчас у нас первый альбом, записанный в качестве "вот мы популярная группа, вот мы будем писать альбом". Сейчас, наверно, произойдет очень большой отсев людей. Наверно, как раз те люди, которые нас понимали, как мы себя понимали, они останутся. Но я думаю, что большое количество других отсеется. Останутся такие вот книжные мальчики-девочки, и слава Богу, пускай бы они остались.

Вот я не знаю - "Книги Просперо", что там главное? Текст Шекспира, хореография, операторская работа? Музыка? По-моему, это просто стрела такая... идет вглубь. Или пространство какое-то, которое просто существует, и все. Что в нем, кто в нем говорит, чьи слова - это, может быть, и не важно.

Родился очень давно... Это было 25 сентября 1961 года в Асбесте Cвердловской области, в том же городе, что и братья Самойловы.

Асбест был тогда в расцвете всей своей славы. В мире существует всего три места добычи асбеста - в Канаде, правда, у них асбест плохого качества, в Казахстане, но там его мало, и вот у нас, где непосредственно весь мировой асбест и добывался и до сих пор добывается. И, пока во всем мире была в нем необходимость, не было асбестозамещающих материалов, соответственно и город был

достаточно процветающим. Своя Женева, я бы даже сказал. Можно было спокойно гулять по улицам, ночью и рано утром, никакой преступности не существовало. Ну, а сейчас, поскольку началась и антиасбестовая компания, и появилось много заменителей, и вообще все технологии изменились значительно, город приходит в упадок, и когда я приезжаю к родителям, это вижу воочию.

Мама у меня врач, сейчас она уже на пенсии, работала заведующим пульманологическим отделением, лечила больных легочного профиля, она была таким весьма популярным врачом, практически все начальство города и более-менее значимые люди как правило консультировались у нее, и, таким образом, она было неофициально одним из главных врачей города и всегда была очень уважаемым человеком. Отец был рядовой инженер асбестовой промышленности по технике безопасности, особенной карьеры у него не было, он был одним из инженеров этого огромного комбината.

Во дворе много времени проводил, особенно в каникулярное время - проснулся, позавтракал, и на улицу... И пока уже раза три-четыре родители не позовут из окна или лично не выйдут на улицу, меня не загнать было часов до одиннадцати вечера. Вот, к сожалению, двор был совершенно не музыкальный, мало того, что никто сам не пел и не играл на гитаре, но вообще никто музыкой не интересовался. Обсуждали вещи, которые к музыке отношения никакого не имели - хоккей, футбол, какие-то новые фильмы...

В героев не играли, поскольку у каждого было самомнение, и каждый считал, что он сам по себе герой, чтобы изображать кого-то из экранных героев... Хотя какие-то ситуации из фильмов мы моделировали.

Меня отдали - особенного желания я не проявлял, но и особенно не противился - в музыкальную школу на класс скрипки. Это был пятый класс общеобразовательной школы. Хорошего скрипача из меня вообще получится не могло, у меня рука совершенно не скрипичная, поэтому особых успехов я не сделал, хотя старался и без особого принуждения со стороны родителей играл все эти гаммы по полтора-два часа. Но вот особого желания, энтузиазма по отношению к скрипке я никогда не испытывал, бывали такие моменты, когда я инсценировал уход в музыкальную школу, сам заходил в ближайший дом культуры, оставлял скрипку у бабушки в надежном месте и эти два-три часа занимался чем-нибудь своим. И достаточно долго это оставалось нераскрытым, но как-то однажды преподаватель позвонил домой и поинтересовался, почему я не посещаю занятия. Потом со мной были серьезные разговоры, порой даже с применением вспомогательных средств, будь то ремень...

Музыкальную школу я не закончил, поскольку последний класс школы пришелся на десятый общеобразовательной. И там, и там были серьезные выпускные экзамены, времени действительно не хватало, желание и интерес к музыкальной школе у меня в принципе пропали, а главное, родители к этому вопросу подошли достаточно демократично и с понятием, они не стали настаивать на том, чтоб я заканчивал музыкальную школу, дело спустили на тормозах, и я перестал туда ходить.

Я теперь себя четко ощущаю как человека мейнстримовой внутренней направленности - в том смысле, что я и тогда, и сейчас слушаю то, что популярно. Вот было популярны "Самоцветы", "Поющие гитары", "Голубые гитары", "Веселые ребята" - все эти вещи у меня были в фонотеке... В те времена меня западная музыка очень мало интересовала. Допустим, выходили пластиночки вокально-инструментальных ансамблей без названий, то "Битлз", то "Дип Перпл"... Мне как бы объяснили, что это такое, но по отношению к этим группам энтузиазма я не испытывал и был, в основном, поклонником нашей музыки.

Это продолжалось года два - запоями - с утра до вечера слушал и иногда даже родителей в неистовство приводил этим. Вхождение в более-менее серьезную музыку импортного производства у меня произошло, как это ни странно, через венгерский рок. А получилось так, что дальняя родственница моей мамы, живущая в Воронеже, работала одной из руководительниц воронежского музыкального магазина по продаже грампластинок. Ну и тогда, как великий дефицит, периодически присылались пластинки производства демократических стран. И как-то она совершила по тем временам для меня практически подвиг - она привезла 5 или 6 сугубо дефицитных пластинок венгерских групп. И так я почувствовал огромную качественную разницу между нашей и венгерской музыкой, во всем - в звукозаписи, в саунде, в музицировании самом, в аранжировках - такой свежий был воздух, такая мощная подпитка, что где-то года на два-полтора я стал фанатом венгерской музыки, искал эти пластинки, собирал, и у меня набралось их достаточно много - штук 30-35, наверно. Меня совершенно не ломал венгерский язык, хотя сейчас я этому удивляюсь - настолько язык немузыкальный, настолько трудно вписывающийся в каноны рок-музыки, но тогда мне казалось, что все прекрасно звучало, что это одни из лучших групп в мире, и, действительно, они играли приближенные уже к хорошей музыке стандарты...

Мои первые сильные впечатления от музыки ненашего производства связаны как раз с расцветом диско. И первые две пластинки, по-настоящему западные, были "Бони М" и "АббА". Их привез к нам в Асбест один из моих соучеников - он уехал в Германию с родителями, поскольку был сам немец, но там они не прижились, вернулись обратно. И вот он сумел привезти две пластинки, эти записи ходили по городу, у кого они только не были, и вот оказались у меня, я послушал, и "Бони М" с "Аббой" на меня произвели шокирующее впечатление, потому что уже даже по сравнению с венгерской музыкой это был даже не шаг вперед, а неизмеримое расстояние по качеству всего, что только можно ценить. "Абба" до сих пор, если брать личный хит-парад, осталась одной из самых любимых команд. Потом мне сказали, что, оказывается, под Свердловском есть место, где достаточно много пластинок, которые можно купить, можно менять, взять на деньги за время, я стал ездить на эту Тучу, стал ее регулярным посетителем, и вот с этого времени стал действительно фанатом пластиночного дела. И практически ни одна новинка, появлявшаяся на Туче - а, как ни странно, в таком захолустье, как Свердловская область, появлялось практически все, что выходило на Западе на лонг-плэях, за исключением какой-нибудь там сильно экспериментальной музыки, которую не везли из коммерческих соображений. Но все мейнстримовые релизы, все популярные группы там были, и срок между выходом пластинки на Западе и появлением у нас обычно равнялся двум-трем неделям, от силы месяцу. Поэтому начиная с класса девятого и дальше я посещал это место каждую неделю, и в среде своих знакомых и друзей слыл меломаном и большим знатоком. У меня была очень хорошая память на фактологическую информацию, я запоминал все составы всех групп, всех продюсеров, в какой студии записывались, какая фирма выпустила, в каком году - вплоть до того, какая песня по счету с пластинки играет сейчас - пользовался большим уважением, меня часто спрашивали: а вот ты не помнишь, что было в той пластинке в том году; я всегда гордился тем, что все это помню, что я все знал, вот такое было у меня достижение. Слушал тоже все, я был настолько всеядным, что я мог, допустим, принести пластинок пять, и это могли быть "Айрон Мейден", "Альтра вокс", "Моден токинг", что-то американско-фольковое... То есть сказать, что у меня была основная канва интересов к определенному стилю музыки, нельзя. Хотя наибольший интерес, наверно, сложился к музыке новой романтики, новой волны - "Дюран-Дюран", "Шпандау балет" - там я чувствовал что-то, заставлявшее собирать такую музыку. Все одевались в зависимости от того, насколько позволял кошелек родителей.

Мы учились с Вадиком в одной школе с разницей в два года. Познакомились мы с ним, когда я был в восьмом классе. У нас был вокально-инструментальный ансамбль, состоявший из десятиклассников. Они играли на всех танцевальных вечерах и были для нас боги. Исполняли типовой советский репертуар. Когда они закончили десятый класс, образовалась вакансия. Нужна была новая группа. Поскольку я учился в музыкальной школе, знал ноты, как-то быстро, к своему удивлению, постиг бас-гитару, то и вошел в новый состав. Практически все мы были из одного класса, стали играть то же самое, и, где-то после того, как месяца два мы отмузицировали, после одного из танцевальных вечеров к нам подошел худенький и невзрачный подросток. У нас не было клавишника. А была "Ионика". Предложили ему место за "Ионикой", и так с тех пор Вадик влился в наш ансамбль, как-то быстро мы сыгрались, появилось дыхание у группы, стали думать о том, почему бы не попытаться что-то свое играть. И эти идеи своих песен, я даже не могу понять, как они стали появляться. Но для меня они часто появлялись из пустого бряцания по клавишам, просто наигрыша - сначала это, допустим, чужая мелодия, потом ты про нее забываешь, уходишь в какие-то дебри, потом начинает выкристллизовываться что-то свое, и вроде бы это тебя привлекает, интересно, приносишь заготовку в группу, они смотрят - да, давай попробуем... Вот так, к концу моего обучения в школе, набросали репертуар, практически полностью свой. Тексты в основном придумывали я и Вадик Самойлов, и музыку также я и он. Было много хитов, которые в школе проходили на ура, были люди, которые их ждали, и мы знали, что вот эта песня - это топ, и всегда играли ее с большим энтузиазмом. Без названия, просто вокально-инструментальный ансамбль, и все.

Вот закончил десятый класс, а потом поступил в медицинский институт в Свердловске. Совершенно осознанно поступал, и поступил с очень хорошей суммой баллов, было желание лечить людей. Учился я с большим энтузиазмом, первые четыре года вообще ничем, кроме учебы, не занимался. Закончил лечебный факультет мединститута, терапия и кардиология. И, поскольку я был очень хорошим учеником, меня тут же отправили дальше учиться, в клиническую ординатуру, и два года еще учился там, одновременно играя и выезжая с "Агатой Кристи" на различные на фестивали и концерты.

Работа действительно стала страдать. И больным я стал меньше внимания уделять, и приходилось их часто передавать другим врачам, и с учебными группами началась чехарда. И я выбрал музыку. Для родителей это был шок. Они узнали не сразу - где-то месяца три я это в тайне от них хранил. Они восприняли это в штыки - сначала были скандалы серьезнейшие. Но, поскольку в те времена мы были достаточно преуспевающей группой, те деньги, которые я зарабатывал в музыке, не шли ни в какое сравнение с тем, что я мог зарабатывать даже ассистентством - родители постепенно успокоились. Для них главным было, что я потерял статус, какую-то основу в жизни, гарантированный заработок, гарантированное обеспечение, вот эту типовую советскую карьеру, в пределах которой они всю свою жизнь прожили. Так вот с 89-го года работу бросил.

"Наутилус". Нас очень часто сравнивали с ними, особенно в первый период. Но человеческих контактов мы практически никаких не имели, рабочих - тоже. Очевидно, огромная популярность их музыки как-то подспудно повиляла и на нас, потому что нет дыма без огня, раз люди видели что-то похожее, значит, что-то и было. Они повлияли на нас, как первая группа из Свердловска, которая добилась феноменального результата, стала мегазвездой в те времена, и их музыкальный язык, музыкальные концепции кое-где все-таки пролезли к нам. Теперь я понимаю, что это было. Грахов. Хоть человек весьма странный, но постоянно нас дергал и щипал - "что у вас новенького, чем удивите?" Толкал нас постоянно искать что-то новое. Ему было стыдно показывать старый материал. Стыдно было не придумывать новых песен.

КОММЕНТАРИЙ. Сашу абсолютно невозможно сбить с мысли - говорит он законченными предложениями, как по писаному, и, если и отвлекается немного в сторону от основной нити беседы, то вернется непременно в то место, откуда отвлекся. Производит впечатление человека более рассудочного и рационального, нежели движимого порывами чувств - но, впрочем, кто знает...

Александр Козлов, по образованию врач кардиолог, посвятивший всю свою жизнь музыке, один из основателей группы, 13 лет радовавший своими хитами, давший имя и жизнь группе, 1 марта 2001 года скончался в возрасте 39 лет от атеросклероза.

1 марта Александр Козлов поехал в бар на встречу с друзьями, он опоздал, друзья не дождались и ушли. Саша собирался уходить, как у него прихватило сердце. Администрация клуба вызвала врачей, но они не успели...

Родился в апреле 1963 в Свердловске. Мама - бухгалтер на заводе, отец - слесарь какого-то большого разряда. Ходил во всевозможные секции и кружки - начиная с художественной школы и радиокружка, где мы собирали модели всяких танков и самолетов. Кроме того, была секция самбо, бокса, отряд "Каравелла", походы на яхтах и так далее. Учился в школе N 17 города Свердловска - до 8 класса, а потом - монтажный техникум. С рисованием я быстро успокоился. Года 2-3, и все. У меня осталась куча рисунков, а последние были связаны с индейцами.

У меня осталась куча рисунков, а последние были связаны с индейцами. Вот тогда началось увлечение луками и ножами. Я делал наконечники для стрел - естественно, мне помогал отец, хороший слесарь, он сделал мне изумительные наконечники, настоящие, стальные, я ими заборы прошибал - это лет в 10-11. И что-то меня уберегло - однажды я не попал в человека. Во дворе хулиган обидел каких-то ребят, - а у нас был довольно сплоченный коллектив, - и мы давай его гонять. Он рванул - и как-то неосознанно я выхватил лук, пальнул по нему, стрела пробила водосточную трубу. И тогда до меня дошло - в принципе она могла пробить и его. Я примерно представил себе последствия и с той поры кидал ножи и стрелял только в заборы.

В индейцев играли. Кино покажут, все - "а-а-а!" - надевать уборы, и вперед. А я к делу серьезно подходил. Прочитал книгу, сделал бумеранг по чертежам, вышел на корт. И давай его пускать. И чего-то он правильный сильно был, все время в меня попадал. Один раз я увернулся и побежал от него, так он все-таки все равно попал - по ноге, где сухожилие. Ходил я потом плохо, но уже понял, что бегать от него бесполезно.

Когда я после школы поступил на завод, страсть-то моя осталась - я нашел какую-то сталь высоколегированную и начал из нее точить нож. Точился он плохо, поскольку сталь была хорошая. Но я сделал себе такой нож! Отполировал его, оставалось только рукоятку сделать. С завода пошел я на танцы - рядом парк был культуры и отдыха. А был я в пиджаке - времена-то какие! А по карманам - завод производил ножи, перочинные, еще какие-то, я не помню, зачем они мне понадобились, в общем, я по карманам натолкал их, хотел дома выложить. А до дома не дошел, встретился с друзьями и пошел на танцы. Рядом была какая-то драка - как обычно на танцах в темноте и происходит. Всех загребли в милицию, начали обыскивать. И вот каково же было удивление милиционеров, когда они вытащили у меня из карманов шесть ножей - пять заводских ножей, и один мой, настоящий честный. Я там был преступником number 1! Повезли в отделение, сняли отпечатки пальцев, проверили, не в розыске ли. Говорят:

- Ты что, у тебя ТАКОЙ нож! Ты представляешь, что у тебя за нож?

- Представляю, сам делал!

- А как ты хотел им воспользоваться?...

- Ну хочется мне нож, вот бы я к нему еще рукоятку сделал, ножны... Предмет искусства, еще зная, насколько он прочный!.. Потом привезли родителей меня забирать, но, так как они были во мне уверены, то отнеслись к этому достаточно спокойно. А у меня там впечатлений хватило - рядом зэки какие-то были, жуткие совершенно, выпасть сразу в такой мир - с танцев - и бабах туда! Именно тогда у меня аллергия появилась на такие вещи, со всем этим связываться никак не хотелось.

А потом девочки у нас во дворе расцвели, и начался период ухаживания. В те времена это делалось красиво и, естественно, сопровождалось песнями. Такие серенады. У меня приятель был, жуткий хулиган - вот у нас дуэт был, то он на соло-гитаре, то я. "Там где клен шумит", из "Оркестра Поля Мориа" какие-то темы. Усиленно исполнялись "Генералы песчаных карьеров".