Сочи - темные ночи

Темная, южная ночь. Вязкая темнота, никакой разницы между открытыми и закрытыми глазами. Я стою на узеньком карнизе, уцепившись за стену всеми своими мурашками. Правой рукой держусь за ржавый штырь, забытый каким-то альпинистом, левой - за майку. Пальцы моих ног свисают над бездной. От свежего ночного ветерка довольно прохладно, далеко внизу мелькают огоньки редких машин, а в голове мелькают мысли о прикованном Прометее. Время остановилось, но вот-вот прилетят орлы клевать печень. Очень страшно, решаю глаза все-таки закрыть... И начинался-то этот день в Сочи довольно необычно, не с пляжа. С утра пошел небольшой дождь, потом прояснилось, и я отправился вместо моря в зал, где мы работали, посмотреть, что да как. Аппаратура наша уже стояла, но сцена была занята: заканчивалась генеральная репетиция какого-то смотра, фестиваля или еще чего-то. В зале маялись человек сто отдыхающих, забредших на громовые звуки тяжелого металла. Звуки издавали бойкие ребята в атласных костюмах. Потом вышел конферансье и стал что-то настойчиво спрашивать у зрителей. Тут я отвлекся, потому что музыканты за спиной ведущего стали совершать какие-то молодецкие выпады, садиться на полушпагат, а гитарист даже довольно сносно лягнул басиста. - Вы, глядя на ребят, ничего не замечаете, - напирал конферансье, - ничего? А? Сам он, естественно, думал о чем-то своем, наболевшем, и на своих вопросах не концентрировался. - Ну, ничего не замечаете? - в третий раз пристал он к равнодушным зрителям. Те, в свою очередь, присмотрелись повнимательнее, и, наконец, дядька в третьем ряду громко сказал: - Да они же все бухие! - Да нет же, нет, - испуганно закричал ведущий, - я хотел сказать, какие они стройные, а потому что занимаются каратэ, и вот как раз сейчас и песня будет о каратэ. Прослушав, как "бухие" поют самопальную песню о силе и духе, я вышел покурить. Когда вернулся, похоже было, что все зрители из зала переместились на сцену и, держа в руках меню, довольно стройно под руководством того дядьки пели кантату "Ленину - слава'. "Ленину - слава, слава в веках, слава, слава, слава", - пел хор, не балуя разнообразием, и, наконец, последним мощным аккордом, от которого задрожали древние стены филармонии, закончил, - сла-а-а-а-ва! - Слава, снимай софиты, - раздался из осветительной ложи простуженный бас. Я вышел на улицу и мимо красивого транспаранта "Деньги в кассу - искусство в массу" направился все-таки к морю. Встретил Андрея, обрадовались оба: ну, конечно, аж всю ночь не виделись. Он говорит: - Давай погуляем, потом покушаем, а там и концерт. Я-то с радостью согласился, с ним обедать всегда здорово - и суп горячий подадут, да и кофе запросто найдется. Ему тоже со мной приятно. Так-то на улице проходу не дают, а тут я вроде телохранителя, морду зверскую сделаю, то локотком кого ототру, то на ногу вовремя наступлю. В общем, идем оба, радуемся. Через рынок прошли - ничего особенного. Обычный мощный и высокий звук "с" висит - это когда несколько сотен покупателей одновременно шипят: "Совсем с ума сошли". Дальше мимо аптеки идем - очередь здоровенная, наверное, выкинули что-то. А у нас как? Если "выкинули", то должны тут же моментально "расхватать". Судя по количеству женщин в очереди, "расхватывают" скорее всего вату. Я бы в другом случае их за километр обошел, но Андрюшка на витрине что ли увидел хорошее заграничное средство для горла, которым он часто профилактику на себя оказывает. - Зайду, - говорит, - может без очереди артисту дадут. Ну, минут десять ходил орлом перед прилавком, и, действительно, задерганная продавщица подняла голову, уронила вату, обомлела и кричит не своим голосом: - Зинка! Иди быстрее - Корнелюк пришел! В общем купили мы средство и 6 кг ваты и пошли в универмаг. Насчет Корнелюка-то - это в общем редкость большая вышла, а так народ своих героев хорошо знает, к Андрею на улицах подбегают, требуют автограф, не имея ни ручки, ни бумаги, приглашают на званые и незваные обеды и, вообще, всячески дают понять, что узнали - кто улыбнется, кто рожу скорчит. Ему-то, конечно, все это страшно надоело, но делать нечего, сам виноват. Вот и в универмаге идем, люди мы солидные - за тридцать с гаком, и вдруг от компании каких-то вахлаков сопляк разлетелся. Глаза безумные, слюна течет - хлоп Макара по плечу: - Андрюха (видали как!), Андрюха! Когда у нас в Сыктывкаре будешь? Андрей руку его стряхнул, говорит спокойно: - Завтра, в 8.30. - Ага, спасибо, - тот говорит и радостный побежал своих обрадовать. Я помню в Дрездене пошли в воскресенье в зоопарк, считающийся одним из лучших в Европе. И все бы хорошо, но по случаю праздника туда отцы-командиры советскую воинскую часть привели. Меня в сторонку оттерли к аквариуму, и тут расхристанный сержант к своим подбегает: - Хватит вам, дураки, гуппями любоваться! Там Макаревич живой! И показывает военный билет, где рядом с подписью военкома размашистое "А.Макаревич". И они, как стадо дрезденских слонов, понеслись куда-то. Мы потом еле оттуда свалили. В общем мы с ватой и улыбками вышли на набережную. Море спокойное, красивое. Тут же какие-то морячки окружили. - Мы, - говорят, - с нового краснознаменного украинского черноморского ракетоносного гвардейского крейсера "Князь Мышкин-Таврический". Я говорю: - Что-то больно длинное название. Они улыбаются: - Ну, мы-то покороче, сокращенно зовем, - и любовно показывают на бескозырки, - просто "ИДИОТ". Андрей Вадимович, можно с вами сфотографироваться? У нас на "Идиоте" "Машину" ох как любят. Не вопрос. И "идиотовцы" строем с песней "Я пью до дна за тех, кто в море" удалились, а мы пошли обедать. В ресторане хорошо, пусто. Официант быстро подошел -меню и все такое. Я смотрю написано: "Пиво жигул.свеж." - Андрюш, давай по бутылочке пивка. Вообще-то, ни он, ни я пивом не увлекаемся, но на улице жара, и так с борщом пива захотелось. Он говорит: - Давай, только оно, наверное, теплое. Заказали. Буквально через 20 минут приносят две бутылки аж запотевшие, как из рекламного клипа. Я обалдел и у официанта спрашиваю: - А что случилось? Почему пиво холодное? Официант, молодчага, не растерялся и говорит, разводя руками: - Извини, командир, обогреватель сломался. Короче, поели мы, как я и ожидал, и даже кофе нашелся, и пошли. Андрей в гостиницу отдыхать, а я но площадку об успехе концерта нервничать. Минут за двадцать до начала сижу в зале за пультом, делаю вид, что все проверяю. Слышу разговор за спиной. Тонкий такой голос мальчишеский говорит: - Смотри, Гриня, аппаратуры сколько! Наверняка под фонограмму концерт ставить будут. - Да не, - Гриня отвечает (и правильно отвечает), - "Машина" под фанеру не работает. Я на этот разговор внимания особого не обращаю. Уж сколько раз умные зрители пытались меня уличить, что, дескать, под фонограмму. Мне-то эти дела, кок профессионалу, только приятны. Значит работаю я, как студийный магнитофон. Но тут тот, с тонким голосом, опять возражает: - А я тебе ховорю сейчас усе под фанеру. Давай вон у Робин Худа спросим. Слышь ты, Робин Худ! Это он на мою прическу с хвостом намекает, но я на такую дешевку не покупаюсь, продолжаю своими делами заниматься. - Слышь ты, Робин Худ, оглох что ли, в натуре? Фанера или нет? Ну, скажу я вам, я прямо весь закипел. Кто такой он и кто такой - я. Надуваюсь, как колбаса, думаю: ну, сейчас порву на мелкие кусочки. Оборачиваюсь и вижу: сидит парниша на трех креслах, грудь у него такой ширины, что на мойке десятисантиметровыми буквами умещается лозунг "Учиться упорно военному искусству". Ленин, причем в слове "упорно" буква "у" написана вроде бы отдельно, что несколько меняет цитату. Он опять переспрашивает: - Фанера или нет? Я, как хороший компьютер, за доли секунды перебрал возможные варианты ответа и остановился на смелом "Нет". - Ну вот видишь (это Гриня). Я же тебе говорил. Начинается концерт. Хотя это мой уже где-то полутора - тысячный, работы много: в этой песне надо особенно собраться - трудна для разборчивости, вот здесь можно и расслабиться, а вот несколько любимых песен, тут все в кайф. Двое основных шоуменов группы Маргулис и Подгородецкий стараются вовсю. Саша Кутиков, сначала не одобрявший балагана на сцене, впоследствии несколько смягчился и сейчас с удовольствием подыгрывает в мизансценах. Андрей сдержанно улыбается. Как все добрые жизнерадостные люди, он очень смешлив. Его может рассмешить буквально все: и стоящая за кулисами с открытым ртом собака, и чересчур пьяный, обманувший охрану зритель, отплясывающий гопака на сцене в медленной песне, и, конечно, Петькины искрометные фортели. В этих случаях Андрюша бросает петь и инструментальная часть композиции удлиняется. Редко ли, часто ли, но хохотали на сцене все, а как известно, особенно трудно одновременно хохотать и петь (это в опере легко), поэтому наши пытались использовать различные народные способы, чтобы прекратить безобразие. Например, щипать себя до синяков и т.д. Ведь чтобы предотвратить чихание, достаточно погладить себя по переносице (ток во всяком случае утверждают). Перед концертом Андрей авторитетно обучил остальных единственноверному и безотказному способу - нужно перекрыть доступ информации. Для этого необходимо всего-навсего на секундочку закрыть глаза и заткнуть уши. Я тут же попробовал, и, действительно, стало очень грустно. Но Петька сказал, что все это ерунда, и обещался на концерте скакать таким козлом, что ничего не поможет. Андрей вышел полный решимости и до контрольной "козлиной" песни держался простотаки молодцом. Петр Иваныч сделал цыганский заход и выкатился клубком к ногам Макара, затем, превратившись в располневшего кенгуру, пошел вприсядку. Андрей улыбнулся один раз, потом на первую улыбку набежала вторая, затем третья. Он закрыл глаза, рот, перестав петь, бросил играть и заткнул уши и последующие 20 минут хохотал уже AD LIBITUM (без сопровождения). Тем временем под громовые аплодисменты концерт кончился. Ко мне подошли несколько зрителей с вопросами и претензиями. Опять дурацкие понты про фонограмму, правда, один умник с Украины пошел еще дальше и ошеломил меня вопросом: - А вот ваш ударник палочки крутит взаправду чи это видеозапысь? Только я от него отбился, разъяснив, что это компьютерная графика, как еще трое подваливают. Дело в том, что в одной из песен "Она мечтает свалить из СССР" уже в конце Маргулис в своей негритянской манере пел некие подпевки без слов. Потом выяснилось, что для этого места шикарно подходят стишки: "Эне бене раба, квинтер, финтер жаба". Так Женька время от времени и пел, а на этом концерте, увлеченный Петькиным шоу, спел обычный вокализ без слов. Вот и подходит ко мне какой-то тип с дружками и говорит: - Здравствуйте, я - жаба. Я посмотрел на него - не очень похож. - Почему сегодня про меня не спели. Я вчера был на концерте - пели, а сегодня привел старших братьев - так нет. Они, кстати, тоже жабы. Я посмотрел на старших жаб. Да нет - обыкновенные козлы. Ну, я человек вежливый: "Извините, - говорю, - граждане жабы, такого больше не повторится". - Да не жабы, а Джаба - это наша фамилия. - Тем более, - я посмотрел задумчиво на все еще хохочущего на пустой сцене Андрея и пошел к выходу. Тут все и случилось. Прохожу еще мимо гримерной комнаты, а там к Кутикову подлетает какой-то ухарь и орет: - Ты что ли бас-гитара?! Саша посмотрел на него, как на пустое место, и ответил с достоинством: - Я - человек! Тот: - А, спасибо, - и убежал. А ко мне девушка с цветами подходит. Ну, не то чтобы мне на концертах вообще цветов не дарили, но не так уж и часто. Поэтому я к ней особенное внимание проявил и даже спросил, что она вечером делает и не хочет ли пройтись со мной в гостиницу и поговорить там о поэзии и литературе. А она просто так отвечает, зачем, мол, в гостиницу, если у нее квартира есть, и вообще, она на меня весь концерт смотрела, только выпить у нее дома ничего нет. А я красивый тогда был и загорелый, как свинья - ну чистый Робин Гуд. Побежал в буфет к Людке и хапнул две последние бутылки шампанского. - Далеко, - спрашиваю, - идти-то? - Да нет, - отвечает, - только в гору все, а так - прогуляемся. Идем, луны нет, темно как... Сразу вспомнил: "В городе Сочи - темные ночи". Через полчаса я уже все проклял. По моим подсчетам мы уже давно вышли из города и должны вот-вот перевалить через Кавказский хребет. Наконец, впереди замаячила какая-то темная громада с редкими светлыми окнами - пятиэтажный дом, стоящий на крутейшей горе. На первом этаже было что-то вроде магазина, так что пролеты длинные, и к третьему этажу я уже подполз по-пластунски. Ну ничего: квартирка - однокомнатная, просторная, чуть больше шкафа; девушка веселая, красивая; шампанское цело - я по дороге и нарты бросил, и собак, и продовольствие, а шампанское оставил. Я девицу-то на горе два раза поцеловал, сделав вид, что споткнулся, поэтому мы с нею, как родные, сидим, выпиваем. - Тут туалет-то хоть есть? - спрашиваю. - Есть, конечно, - смеется, а потом с подозрением, - фу, какой вы развратный. Короче, в самый разгар вакханалии раздается звонок в дверь. Ну, кто бы вы думали? Точно - муж из рейса вернулся пораньше. У меня фантазия богатая: я тут же себе представил штангиста-мужа и себя, вылетающего с третьего этажа с продетой в рукавах шваброй. Вот тут-то она и показала мне настоящее бабское хладнокровие. - Миш, ты? - кричит, - я - ща, я - в ванной (там, оказывается, даже ванная была),- а мне на окно показывает. Меня, конечно, уже пару раз мужья из шкафов вытаскивали, но вот с третьего этажа "клодвандаммом" выскакивать еще не приходилось. Она говорит: - Давай, давай, там карниз есть, - да так уверенно, что ничего другого мне и не остается. Выбрасываю ноги, нащупываю карниз, а она говорит, чтоб сделал шаг влево - она окно закроет. Я делаю шаг, нащупываю какой-то штырь, вцепляюсь, слышу, как через форточку вылетает мой Гибок" и все. Если бы все не произошло так быстро, я бы никогда, я бы ни за что... И вот стою. Упираюсь щекой в шершавый бетон. В квартире ни звука. Как бы я сделал на ее месте: заманил бы муженька в ванную (помойся, милый, с дорожки) и выпустил Максика через дверь. Ни фига! Наконец, хлопнуло что-то. Нет - не то. Это у них вторая "Шампань" пошла, потом погас свет, короткая возня и опять всё. Сколько времени я не знаю, темень, хоть глаз выколи (не мне, конечно, а мужу) - вот тебе, бабушка, и новый поворот. Делаю еще маленький шаг влево, карниз кончается, дело - труба. О том, что надо прыгать, да еще спиной, даже думать не хочется. Наконец, кое-как перевернулся. Темная южная ночь. Вязкая темнота. Нет никакой разницы между открытыми и закрытыми глазами. Пальцы моих ног свисают над бездной. Справа, далеко внизу мелькают огоньки. Ноги и правую руку уже сводит, пощипываю и растираю их левой. Очень холодно. Постепенно низменные мысли о бабах и их кретинах мужьях отступают, хочется думать о глобальном и вечном - о завтрашнем концерте. Где-то в глубине сознания вспыхивает опасение, что Андрею так и забыли сказать о конце концерта, и мы находимся примерно в одинаковом положении; начинаю нервно похохатывать. Проходит недели три, и вот в необозримой дали, в толстой осязаемой гуще темноты возникает серая полоска, даже не полоска, а какой-то дрожащий блик. Неужели рассвет? Закрываю глаза, считаю про себя до сорока семи, открываю - да, начинается рассвет, никаких сомнений. Но внизу по-прежнему темно. Что ждет меня там: острые камни, шипы искореженной металлической арматуры, просто голый асфальт - это важно, это жизненно важно. Еще раз закрываю глаза, чтобы, выждав, увидеть все сразу. Страшно, ох, как страшно их открывать. Потом, испугавшись, что могут пройти еще сутки и будет опять темнота, поднимаю веки. Прямо подо мною ровненько стоят десятиметровые кроссовки "Рибок", а рядом уложен гигантский макет бутылки из-под портвейна. Я моргаю, фокус изменяется, и отчетливо вижу, что нахожусь в полуметре от земли. Теперь проблема слезть. Ноги и туловище окостенели. Отталкиваюсь левой рукой от стены и оказываюсь через мгновение стоящим на земле и обутым в собственные кроссовки. Шнурки болтаются, но нагнуться нет никакой возможности. После гигантского усилия переставляю левую ногу сантиметров на тридцать, затем подтягиваю к ней правую, потом еще и еще, и через некоторое время оказываюсь перед подъездом с другой стороны. Без всякого удивления, но с отвращением понимаю, что дом, стоящий на очень крутой горе, имеет с одной стороны пять этажей, о с другой - неполных три. И да наплевать на них на всех. Местность вокруг напоминает украинскую деревеньку, только дом уродливым зубом торчит на пригорке. Переставляя "подставки", как Роботек, двигаюсь вниз, в направлении далекого моря. Пейзаж совершенно деревенский: слева одноэтажный покосившийся продовольственный магазин "Мираж" с примерзшей к нему догорбачевской очередью, справа глинобитные гоголевские мазанки, украшенные антеннами спутникового телевидения. Способ, которым я передвигаюсь, напоминает краба или движение швейной машинки "оверлок". Со стороны я, наверное, кажусь девушкой, оставившей свою невинность пятишести мужикам сразу или наездником-новичком, проскакавшим миль четыреста по горам. Наконец, останавливаюсь в тенечке около раскидистой палки с бельевой веревкой, хватаюсь левой рукой за веревку, отдыхаю. Надо же, - думаю, - как может один и тот же человек быть похожим на все сразу, потому что сейчас я похож но опору линии высоковольтных передач. Внизу под моими ажурными пролетами лежит человеческое существо мужского пола лет четырех-пяти. И по недвусмысленной позе, сильному запаху и хамскому выражению на недетском лице безошибочно определяю, что он - "в хлам", хотя издали похож на мертвого. Судя по загадочному названию продмага - "Мираж", где-то рядом должен находиться и детсадовский вытрезвитель "Детский лепет", куда, наверное, его можно выгодно сдать. - Ты что это, хлопчик, с ероплана упал? Идешь, как летчик Маресьев с переломанными ногами? Поворачиваю голову: рядом стоит полная румяная тетка с добрым лицом, смотрит участливо. - Да, вроде того, мамаша, я же советский человек. Тетка на старом мужнином галстуке держит небольшую козу - или купила только что, или, наоборот, убивать ведет. Коза, как коза, только я этих животных уже давно ненавижу. А то меня как-то в Киеве пригласили сфотографироваться верхом на настоящем горном козле. Я-то, конечно, всегда с радостью, но козел то уж шибко бойкий. Я пока на него усаживался, двое его за рога держали, а то он все норовил мне под ребро сунуть. Наконец, сел, держу крепко обеими руками. Рога острые, здоровые, как руль у мотоцикла Харлей-Дэвидсон-750. Ну, сделали они пару снимков и пошли курить. "Догоняй", - говорят. А я, если одну руку отпущу, второй уже не справляюсь - козел прямо в сердце ткнуть хочет, а уж о том, чтобы два рога бросить, и речи нет. Потом уже узнал, что это у них шутка такая, а так два дня просидел, начал уж от скуки кругами гонять, то рысью, то галопом, объездил как следует и прямо на нем в Москву прискакал. Все бы ничего, только разгорячился козел и пахнуть от него стало как, как... ну, натурально, козлом. Меня подруга моя в Москве встретила, поцеловала, потом принюхалась, глаза заблестели: - Пойдем, - шепчет, - скорее сексом заниматься. Ты - настоящий зверь. В общем, тетка с козой говорит: - Ты, товарищ летчик, насчет ребенка не сумлевайся. Он соседский, а они вчерась на свадьбе вишневку самодельную хлестали, вот он "пьяной" вишни и нажрался. Я сейчас ему опохмелиться принесу, а ты времени не теряй, иди, получай свою звезду героя. В это время бутуз приоткрыл правый глаз и пробормотал хриплым человеческим голосом : - А ну-ка пасса, а ну-ка исса. Как ни странно, я сразу понял, что это он так говорит: "Поди сюда" или "Иди сюда", но обращается к тетке, наверное, по поводу опохмелки. Поплюхал я дальше и думаю, чем же она его опохмелять будет? Чем обычно детей опохмеляют? Педди Грипал? - это вроде для собак, Вискас - для кошек. А есть ли, вообще, универсальный рецепт опохмелки, кроме как не пить совсем? Видимо, у каждого - свой. Где-то я читал, что рецепт знаменитого американского саксофониста Чарли Паркера начинался словами: возьмите две пинты виски... Ну, да ладно, тетке видней. Не впервой, видимо, да и лицо у нее хорошее. Около филармонии стоят трое жаб, меня поджидают, видно, вопросы еще кое-какие остались. Только зачем вопросы с дубинами в руках задавать. Я остановился, опешил. Правда, они как меня увидели, тут же упрыгали кто-куда. Мне уже в Москве таеквондист знакомый все разобъяснил. Он раньше на соседа злой был, так поехал в Корею на десять лет таеквондо изучать, потом приехал и расколотил соседу всю морду. - Покажи, как ты стоял, - говорит. - Как-как, - показываю, - я и сейчас точно так стою. Он вокруг меня обошел, бормочет: - Так, значит, ноги чуть шире плеч, сильно напряжены, глаза пустые, левая рука полусогнута, в правой полуметровый стальной штырь. Так-так. Ну, что ж, типичное "Чехиро-сиу-хо" -концепция нападения. Я говорю: - Ну, это совсем другое дело. Я про штырь-то совсем забыл сказать, а надо бы, потому что и пишу я сейчас все это левой рукой. В правой-то штырь от той стены так и остался. Я потом его свободный конец отхромировал - просто заглядение. Одним словом, приплелся я в гостиницу к трем, позвонил Макаревичу. Он трубку снимает: "Алё". - Слава богу, - думаю, - со сцены уже ушел. И рухнул спать. *** Вокально-инструментальный жанр (1978) Вот девушка сидит в седьмом ряду. И в душной полутьме наполненного зала Ее лицо передо мной мерцало - Никак свои глаза не отведу. Да, кожа свежая, на носике веснушки, Ну, в общем, видно, что мила. А туфли новые и кофту у подружки Она, наверное, взяла. Я знаю наперед уже, что будет: Она мечтает, чтоб я сам К ней подошел, когда повалят люди, Спеша с концерта по домам. И чертик похоти тоскливой Склонил бодливые рога, И подхожу неторопливо Минутной прихоти слуга. Дежурной фразой о погоде Я открываю диалог И предлагаю в этом роде Пройти с собою в номерок. Она пытается, кивая, Про маму что-то говорить, А я пока соображаю, Где можно кир еще купить. Потом привычно смело с ходу Даю обзор о том, о сем, Про ГДР, где не был сроду, Про Пьеху, с кем я не знаком. И мне все это так знакомо, Все повторяется подчас За много миль вдали от дома Одно и то же, каждый раз. Хотя закрыты рестораны, Такси любое торможу И вот в пакетике "Моntаnа" Горилку с перцем я держу. Вот мы дошли уж между делом Продрогла девушка совсем И соглашается несмело а Зайти послушать "Воnnу М". Все это здорово, конечно, Но дверь закрыта - вот те раз! Откройте парочке безгрешной - Придется дать швейцару "бакс". Ну что ж: "Заслонов", водка с перцем, Любовь поспешная, перед дежурной страх, Хмельная ночь, оскомина на сердце - И плачет девушка наутро в номерах. И не одна она рыдает - У музыкантов в сердце лед - Пусть плачут женщины - состав наш уезжает, Афиши сорваны, давно автобус ждет. Нас снова ждут гостиницы плохие, Площадки тесные, удобства во дворе, Томатный сок, пирожные сухие И нет воды горячей в январе...