Новый год под пальмой

Сколько ни говори "халва",
во рту сладко не станет
(Ходжа Насреддин)

Самым распространенным словом в мозамбикском варианте португальского языка является слово "проблема". По счастливой случайности по-русски оно означает то же самое, поэтому, обладая даже таким минимумом лингвистических познаний, можно запросто обходиться без словаря и многолетнего изучения. - Ты почему, чертов сын, на полтора часа опоздал? - спрашиваешь у чернокожего водителя микроавтобуса. Причем по-русски. Он печально закатывает глаза, разводит худыми руками : - Проблема, сеньор, проблема. - Какие проблемы, когда у нас концерт через час ?! При слове "концерт", которое он вроде бы понимает, шофер несколько оживляется : - О, музикь,- поднимает вверх большой палец, затем опускает и, тяжело вздохнув, заканчивает, - проблема. Опытному советскому человеку сразу становится ясно, что у водителя неожиданно заболел сменщик, а сам он сидел с младшеньким, когда за ним прибежали, и понадобилось время, пока он договорился с сестрой, живущей, вообще, в пригороде. Но слово "проблема" было повторено два раза. Значит, по дороге у него еще спустило колесо, а запаску он на той неделе отдал вулканизировать, а у них вулканизатор "полетел", потому что советского производства, а уж сколько они просят купить "Бош", как у счастливца Мбого Раен Того, но они жадничают, а в принципе, он музыку очень даже любит. А вот, когда ты еще только договариваешься, чтоб он завтра во столько-то подъехал, тогда, пожалуйста - у него улыбка до ушей и : "Но проблема!" Зато, уж завтра : "Проблема, сеньор, проблема !". В первый день в столице Мозамбика Мапуту - картина: идет по улице "негра"- мозамбиянка. Сзади, вместо рюкзака, мозамбиенок прикручен - выполняет обязанности зеркала заднего вида (если что, то орет), спереди второй ребенок висит, равновесие осуществляет. В левой руке женщины баул с добром, в правой - сетка с красивыми бутылками из-под пива, при этом мамаша что-то жует, курит, разговаривает с передним малышом, а на голове у нее сорокалитровый бак с водой. В трех шагах впереди гордо плетется муж, сокрушенно повторяя на ходу : "Проблема, ох, проблема!" Так что, не только у нас женщины "по жизни" главные. Ух, там в Мозамбике одна опасность была : малярией заболеть. Нам в Союзе должны были прививки сделать специальные, но уж перестройка вовсю шла, и прививки почему-то отменили. Уже там, в Мапуту, узнали, что все равно было бы бесполезно : вакцина наша для африканской малярии - тьфу. Директор наш не растерялся и собрание собрал, в смысле ходить всем по струнке, а то вот один наш летчик по струнке не ходил и это, - дал дуба, а другой наш моряк не оберегся и приказал всем очень долго жить, а еще третий кто-то о себе много возомнил и отбросил какие-то предметы, кажется, на которых по льду катаются. Правда, сотрудники нашего посольства быстро точки над "I" расставили. Оказывается, малярию, в основном, комары специальные вызывают. По внешнему виду ничем от обычных не отличающиеся, зато по повадкам - очень. Когда кусают, то заднюю свою часть, так сказать - корму, поднимают, и очень похожи в этот момент на приготовившегося стартовать бегуна. Поэтому, как почувствуете, что в Африке вас комар кусает, то не торопитесь его прихлопывать. Надо сначала посмотреть, как он попку держит, а потом уж с легкой (или тяжелой) душой размазать гада. Тут Маргулис как раз приходит бледный, как полотно, показывает на своей белой европейской руке пятнышко, видно, тяпнул кто-то. Все в ужасе. Но посольские товарищи сказали, что у них на всякий случай есть и профилактическое средство, выработанные московской сноровкой и нашей любимой российской смекалкой: джин. Причем употреблять рекомендуется и до и после укуса, а если у нас при себе нет, то вот , пожалуйста, пара ящичков. Женьку вообще приятно лечить, а тут такое дело. Одним словом, с ним все в порядке оказалось, дай ему Бог здоровья. Впоследствии выяснилось, что комары и водку с коньяком ненавидят, но это было уже наше собственное открытие. Лучше всех, конечно, на улицах и в других общественных местах смотрелся Петр Иванович. В солидной обширной майке и необъятных шортах он являл собой прямо токи столп колониализма в лучшем смысле этого слова. Прохожие и зрители на концертах так и рвались получить от него какие-нибудь указания, чтобы сломя голову их выполнить, но Петя, помня о том, что Мозамбик - свободная страна, принимал креветками и омарами. Мы жили в многоэтажной гостинице в довольно приличных номерах, то есть номера были приличными до 1974 года, а сейчас электричество подавалось с перебоями, кондиционер не работал и лифт функционировал вечером, но через день. Андрей, как руководитель, занимал престижный номер на двенадцатом этаже, и просто поразил меня тем, что уже на третий день в сорокаградусную жару бодро взбегал к себе по лестнице, не теряя ни дыхания, ни хорошего настроения. Я же однажды поднялся к нему в гости, так думал: сейчас умру. Правда, я был с вещами. С бутылкой "Пепси". Нет, там действительно, потолки очень высокие, поэтому пролеты лестничные гораздо длинней, чем мы привыкли у нас. Вот и получалось: их четыре этажа равнялись нашим шести. Мы однажды решили проверить. Сидим с Маргулисом и Кутиковым у них в номере на шестом этаже, кушаем здоровущих креветок, которыми нас наши морячки угостили. Причем, Женька еще и кочевряжится: - Не привык, - говорит, - я к креветкам и другим морским делам. Не моя это пища. И выбросил недоеденное "чудовище" в окно. Мы считать стали: "Раз, два, три..", - чтоб прикинуть высоту нашего номера, на какой счет она об землю грохнется. Вы только не думайте, что мы так уж мусорить за границей привыкли, просто окна на задний двор выходили, а там была такая помойка, что будь здоров и не кашляй. Так вот, считаем, считаем, как до двухсот дошли, чувствуем: что-то не так. Пришлось еще одну креветку жирную бросить. Уж как она об землю вдарится за милю должно было быть слышно. До трехсот досчитали, опять ничего. Потом всю оставшуюся жратву выкинули, тарелку и много чего другого - никаких результатов, только, когда уже к вечеру на улицу вышли, на концерт собираясь, увидали : ребятня со всего района с открытыми ртами вверх смотрит - они, оказывается, на лету все пожирали. Побывав перед поездкой в Ленинской библиотеке и покопавшись в справочниках, я выяснил, что в Африке "горы вот такой вышины", а также "крокодилы-бегемоты, обезьяны-кашалоты и зеленый попугай" и вообще, там очень и очень жарко в любое время года. Поэтому я решил как следует подготовиться и по старой гастрольной привычке : создавать максимум комфорта, взял из Москвы небольшой вентилятор, которым, когда было электричество, мы с Валерой, поставив прибор точно между кроватями, спасались от жары, как могли. Интересно, что если направить в Африке себе в лицо струю воздуха из московского вентилятора, то создается на секундочку ощущение просто очень жаркого российского лета, а если выключить, то тут же бросает в африканский пот. Желая как можно честнее поделиться с Валериком "вентиком", я наладил в нем (в вентике) режим поворотного обслуживания, так что нас кидало в африканский пот каждые десять секунд. За две недели пребывания мой организм, так и ждущий, куда ему перестроиться, радостно перестроился на этот интересный ритм, и в Москве зимой поражал врачей и меня самого ежедесятисекундным вспотеванием. Пришлось выбрать время и вылечиться двухнедельным десятисекундным вставлянием головы в духовку. Рубли в Мозамбике называются метикаломи и, когда нам раздали там первые суточные, я шелестел огромными тысячами, не зная пока, куда их девать. Они были "изготовлены" из еще более гнилого "дерева", чем наши. Купить в местных магазинчиках было особенно нечего, а хранить метикалы было удобно только в банке. Из-под пива. В общем - проблема. Правда, Директор авторитетно заявил, что можно поменять мозамбийские "деревянные" на какие-нибудь доллары, но на черном рынке. Сказано - сделано. Я знал поблизости от гостиницы пару рынков. Пришел на первый - ну, чернее не бывает. Прямо так черно, что ужас. Самым светлым пятном был я сам. И ни фига: никто ничего не меняет. Хотел, вообще-то, один со мной на часы мои испанские поменяться, но мне не показались те два банана, которые он предложил : я этот сорт не перевариваю. Ладно, пошел на второй рынок. Он еще чернее выглядел. У некоторых морды аж в фиолет отсвечивают, и хотя с удовольствием они готовы были метикалы эти у меня взять, но вот насчет того, чтобы что-нибудь порядочное взамен дать, тут уж - дудки. Однажды, разыскал я одного местного жителя, который, кроме "проблемы", знал еще много разных слов, даже по-английски. Он мне вкратце поведал, как дошли они до жизни такой. Рассказал в трех словах историю страны и советско-мозамбийских отношений. Я рассказ его, интересный во всех отношениях здесь и привожу. "До 1974 года страна наша была колонией Португалии. Португальцы нахально заасфальтировали в городах дороги, провели электричество, обустроили телефонную сеть и понастроили на океанских побережьях роскошных туристических отелей, - видел, наверное, сейчас от них одни коробки бетонные остались. Народ в деревнях да джунглях бедно жил, но справлялись. А в городах совсем нормально - при домиках и при работе. Потом ваши "врачи", которые "по зову сердца" приехали с эпидемиями бороться, стали при удобном случае народу объяснять, что нельзя рабами жить и надо бы социализму подбавить. И так они к 1974 году народ затюкали, что тот расправил плечи, сорвал многовековые оковы и уволил пожимающих плечами португальцев без всякого содержания. Первые три дня хорошо было. Приятно, конечно, оковы сбросить, но вот потом ложа началась : то на электростанции винтик открутился, то в каком-нибудь отеле унитаз забился - нужен португальский специалист. А их то народ прогнал. Ваших, естественно, понаехало видимо-невидимо. но все больше "врачей", а они в "электрических" винтиках не особо рубят - все норовят растить национальные кадры, да политзанятия проводить. Хорошо, что народ наш от природы смекалистый, сразу правильную линию выбрал : как что-нибудь сломается, тут же на выброс, как в отеле канализация забарахлит - бросай его к нашей чертовой мозамбикской матери. Пусть стоит немым памятником колониализма, эдаким укором проклятому прошлому. Через некоторое время нечто вроде голода наметилось. Ваши то продуктов и машин нам много подкидывали, но нашлись и у нас нечестные люди, стали это все присваивать. А ООНы и "Юнески" всякие не могли спокойно на наши успехи смотреть и тоже стали продовольствие и другую гуманитарную помощь присылать. Ты уж извини, но тут ваши прокололись немножко. Сбросят, бывало, с вертолетов мешки. Мешки, как мешки. С макаронами. И написано на них: ТОСТ N 2093 / 176.2320". Только очень знающие колдуны в джунглях могли разобраться, что это - помощь от братского советского народа. А вот ушлые да подлые капиталистические коршуны на каждом своем мешке нахально выпечатывали: "Подарок мозамбикским братьям от жителей ЮАР" или "Дорогому народу Мозамбика от США " , а то и "Людям доброй воли от людей очень доброй воли". Где уж нашим во всем этом разобраться, и случилась война. Вялая такая, продовольственная. Как прослышат, кому положено, - в какую деревню гуманитарную помощь подбросили, так пойдут туда и отберут, а те потом у них. Правительство тоже качается. Позвонят в ваше посольство : "Срочно нам пять "газиков", шесть "уазиков" и тридцать черных "Волг". А то к американцам пойдем." Ваши испугаются, с Москвой свяжутся, и "пожалуйте бриться" : в тот же день летит самолет "Антей". Но, конечно, и Мозамбик в долгу не остается : каждый год по нескольку тонн орехов кешью вам отправляем, как в прорву. Что вы там с ними делаете ? Едите, что ли ? И еще мы вам разрешаем у наших берегов креветок ловить, а то развелось их сволочей - никакого спасу нет. Сколько у тебя времени до концерта осталось ? Пойдем, кое-какие достопримечательности покажу." Мы пошли с ним вдоль океана в сторону бывшей курортной зоны. Он показывал американское посольство, красивые дома состоятельных граждан и даже резиденцию президента, но, конечно, издали. - Раньше у нас для белых прямо рай был, - продолжал он, покуривая, - как увидит наш на улице белую компанию из ресторана, на другую сторону вежливо переходит. Те тоже не забижали: пройдут - как бы не заметят. А какой народ был честный ! Страшно честный был народ. Оставишь, к примеру, на улице сумку с деньгами - никто пальцем не тронет, правда, только некоторое время. Ну а уж, если кого черт попутал, то будь любезен, вон к тому столбу. Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал. Там посреди пляжа красовался крепкий деревянный столб, с одной стороны полуохватываемый чем-то вроде развалившихся трибун для зрителей. - Вот за любой проступок - на сутки к столбу. - Что, и за убийство тоже ? - поразился я. - Убийства раньше редко случались, но и за убийство все равно к столбу. - А если жена мужу изменила ? - К столбу ! - А если...? - К столбу, к столбу, к вот этому позорному столбу. Я прямо восхитился демократичностью и гуманностью бывших мозамбикских законов и представил себе, как провинившегося преступника привязывают с утра к столбу, как собираются зрители, позорят его, как могут, и как ему делается нестерпимо стыдно, как прячет он от соплеменников свои бегающие глаза, и уже больше никогда, никогда... Вот насчет "никогда, никогда", тут я оказался совершенно прав, потому что через несколько часов начинался прилив, море доходило несчастному, привязанному к столбу аж до шеи, а зрители кровожадно следили за выражением его лица в то время, как его под водой заживо пожирали морские рачки и моллюски. Да, пожалуй, тогда и деньги можно было оставить, где ни попадя. Мы уже вернулись назад к гостинице. - Вот так и живем - не тужим, - сказал, вздохнув, мой проводник, - совсем богов позабыли, обычаи предков не чтим, а вообще, мой дед, царствие ему небесное, к вашей стране хорошо относился. Занятный был старикашка, все песенки пел. Ну, давай прощаться, а то твой автобус вон стоит. - Счастливо, - говорю ,- спасибо большое. Как же зовут тебя, хороший человек ? - Зовут? А так же, как всех и зовут: Хорст Майер Диего эль Мокамбо. И он удалился, бормоча: "Проблема, ох и проблема же". Подумаешь, Хорст Майер Диего! И покруче бывали варианты. Вот однажды в столице одной из солнечных среднеазиатских республик сидим между концертами в раздевалке Дворца спорта. Жара страшная, кондиционеров, конечно, никаких, ребята устали, сняли душные концертные одежды и отдыхают, пардон, в одних трусах. Заходит местный деятель в строгом черном костюме. - Тут, - говорит, - наш самый главный комсомолец республики желает с "Машиной времени" познакомиться. Это ничего, что вы в таком виде, мы не чурки какие-нибудь, все понимаем. Желает, так желает. Ребята говорят: "Просите!" В сопровождении еще шестерых "костюмов" заходит невысокий, худенький, тянет узкую ладошку: ЗАВГАР. Ну, что ты будешь делать! Тут даже самые выдержанные отрекомендовались: ГЛАВВРАЧ, СОВДЕП, ЗАМПРЕД и т. п. Новый год мы справили в буквальном смысле слова под пальмами. Толпы народа, гуляющие по набережной без пяти двенадцать, развлекались тем, что бросали друг другу под ноги маленькие бомбочки, взрывающиеся безопасно, но громко. У нас был концерт в одном из дорогих клубов на набережной, и во время частых перерывов я выскакивал в толпу повеселиться и напугаться бомбочками. Страшно не хватало снега. К счастью, дня через три мы уже уезжали. Сидим в аэропорту, собираемся домой. Мы с Валерой от нечего делать наблюдаем через огромное окно за прилетающими и отлетающими самолетами. Много мелькает маленьких, нарядных реактивных частных самолетиков, на которых бизнесмены из ЮАР и соседней Зимбабве прилетали в Мапуту по делам. Прямо перед нами только что приземлился изящный красно-желтый лайнерчик. Не успели аэродромные рабочие подложить ему под колеса стопорные башмаки, как откинулась дверь, являющаяся одновременно и трапом, и двое стройных мужичков в белых рубашках и с портфелями "атташе" сбежали на раскаленный асфальт. Вместо них в самолетик тут же взошли два других пассажира, люк закрылся, и раздался рев заработавших двигателей. Он явно собирался взлетать. - Смотри, Максик, они стопоры из-под колес убрать забыли, - сказал наблюдательный Валера, - боюсь, со взлетом - без шансов. Действительно, пилоту из кабины же не видать, что под самолетом делается, а аэродромные деятели, отвечающие за башмаки-стопоры, наверное, ушли есть бананы. Я побежал, позвал всех наших, чтоб полюбовались, как сейчас тупые иностранцы облажаются. Все уселись перед окном, как перед экраном, ждем, веселимся. Самолетик подергался .разогревая двигатели, напрягся и... поехал аккуратно назад. Потом красиво развернулся и дал роскошную "свечу" по направлению к княжеству Лесото. Спектакль, к сожалению, не состоялся, но мы летели домой, и там нас ожидали, наверняка, какие-нибудь чудесные дела, каковые и не снились тем двум "башмачникам", которые, кстати, сразу же после отлета самолетика появились, забрали стопоры и подложили их под другой самолет. ***ИЗРАИЛЬ*** Где-то в семидесятых не то в Ирландии, не то в Шотлан-дии происходил финальный поединок профессиональных боксеров-тяжеловесов. За первое место полагался необыкновенной красоты почетный позолоченный кубок, а за второе - всего лишь десять тысяч фунтов стерлингов. Естественно, каждый из боксеров из чистого человеколюбия и благородства хотел оставить первый приз сопернику, и на этой почве у них разгорелся странный поединок. В первом раунде боксеры продемонстрировали великолепную работу ног, так сказать, бой с тенью, и поразили зрителей шикарными хуками и апперкотами, но каждый в своем углу, так как подойти друг к другу ближе, чем на три метра они боялись по выше обозначенным причинам. Зрители быстро "въехали" в ситуацию и наградили смельчаков в перерыве свистом и топотом. Во втором раунде более слабонервный боксер, выведенный из себя протестующими и улюлюкающими зрителями, сделал все-таки небольшой шаг вперед, чем поверг противника в глубокий нокаут. Похоже, судьба кубка была решена. Рефери медленно считал до десяти, прекрасно понимая, что считай он хоть целый час - поверженный боксер в себя не придет, а "победитель" в отчаянии рвал на себе короткие боксерские волосы, будучи уверен, что ни на одном базаре больше полутора тысяч фунтов за кубок не получишь. Наконец, в последнем припадке безысходного горя он пнул ногой нахально подсматривающего из "нокаута" боле удачливого конкурента, за что был моментально дисквалифицирован строгим судьей, присудившим ему за неспортивное поведение второе место. Вскочивший на ноги при этом известии второй спортсмен, считавший, что десять тысяч у него уже в кармане, пытаясь хоть как-то поправить ситуацию, красивым ударом положил судью в настоящий нокаут, но все было тщетно. На улице Бен-Иегуда в Тель-Авиве днем очень интенсивное движение. Мелькают "Мерседесы" последних марок "Тойоты" и даже полуразложившиеся "Жигули". Как во всех жарких странах, в Израиле правило дорожного движения соблюдаются чисто формально; вот и сейчас потертый "Фиат" въехал в лакированный бок какой-то американской "красавицы", движение остановилось, пешеходы и остальные повылезавшие водители окружили место происшествия. Владельцы столкнувшихся машин, находящиеся в розных углах этого импровизированного ринга, размахивали руками, доказывая свою правоту, и поливали друг друга такими словами и выражениями, что я, хотя и не понимал ни слова, все же стал озираться по сторонам в поисках потенциальных секундантов для, казалось бы, неминуемого поединка. Словесная перепалка продолжалась минут десять, но в рукоприкладство так и не перешла. Противники очень профессионально сохраняли дистанцию, и если один из них делал шаг вперед, то второй тут же делал шаг назад, а вместе с ним дисциплинированно отодвигались и зрители. Со стороны все это напоминало хорошо отрепетированный спектакль. Наконец, Максим Леонидов, бывший лидер питерской группы "Секрет", а ныне - популярный израильский певец и наш Добровольный гид в Тель-Авиве, объяснил, в чем тут дело. Оказывается, по местным законам, человек, ударивший кого-либо на улице или в любой другой драке, подвергается автоматическому штрафу в тысячу шекелей (400 долларов), а если этот кто-либо при этом упадет, то штраф удваивается. Деньги за незначительным вычетом налогов доставались потерпевшему, и вполне понятно было, что любой гражданин, умеющий умножать на два, от простого щелчка по носу тут же падал наземь и в конвульсиях валялся там до прибытия блюстителей порядка. Ну, как тут было не вспомнить ту потрясающую боксерскую ирландско-шотландскую историю. Наши бывшие соотечественники, по эсэнгэшной привычке дающие в "пятак" ближнему по любому поводу, переехав в Израиль, быстро от этого обычая избавлялись, а некоторые, пока еще не нашедшие работу по душе, с удовольствием подставляли свою "вывеску" вновь прибывшим, обзывая их нехорошими словами. Ведь, правда, приятно объяснить человеку, что ты о нем думаешь, и получить вместе с легкой пощечиной (конечно, сбивающей тебя с ног) 800 баксов. Рассказывали, что один бывший харьковчанин, решивший таким образом подработать, приехал в аэропорт и напоролся там на бывшего одессита, промышлявшего тем же способом. Не будучи знакомы, они сначала долго и изощренно ругались, а потом расколотили друг Другу морды, при чем совершенно бесплатно. После африкано-мозамбикской жары знойное солнце Израиля не показалось таким уж страшным, правда, в это время года существовала опасность обезвоживания организма, поэтому нам объяснили, что, находясь под солнцем, положено пить как можно больше жидкости. А то какие-то два солдата не пили и засохли насмерть. Что ж, пить, так пить. Жаль, что не уточнили - что именно. Ну, неважно, главное, что из нас никто не засох. Принимали "Машину" на концертах очень хорошо, ведь в Израиле к этому моменту скопилось уже очень большое количество понимающих по-русски граждан. Не совсем, правда, задалось с рекламой, но это не наша вина была, а принимающей стороны. Для того, чтобы расклеить на афишных тумбах рекламные плакаты, надо было немного заплатить, а организаторами концертов были наши бывшие соотечественники, не избавившиеся пока еще от своих чудных киевских привычек. Они рассудили так: зачем платить за афишные тумбы, когда можно на стенах бесплотно развесить. А в стране специальная служба существовала, которая ночью всю лишнюю бумагу, размещенную в неположенных местах, срывала. Вот и вышел казус. Мы с Директором сидим на пляже и этот животрепещущий рекламный вопрос обсуждаем, я говорю : - Неужели, как-то заранее проконтролировать это дело с рекламой нельзя было ? - А как тут проконтролируешь, - он отвечает, - мы - там, они - эдесь. Вот скоро София Ротару должна приехать, у нее, наверно, тоже так будет. Ведь настоящая, сильная реклама знаешь каких денег стоит ?! В это время на горизонте над морем показался крошечный самолет. На длиннющем тросе он тащил циклопических размеров плакат, на котором было что-то написано, но из-за дальности не разобрать - что. - Вон они как изощряются, - сказал Директор, - небось, "Кока-кола" какая-нибудь. Тысяч пятьдесят долларов ухлопали, не меньше. Самолет, как нарочно, сделал небольшой вираж, чтобы протащить рекламу прямо мимо нас. Уже издали можно было прочить четырехметровые буквы "ROTARY". Мы с ним разинули рты, смотрим друг на друга, он меня щиплет, я - его: не спим ли. Казалось, прошла целая вечность, пока самолет не приблизился еще ближе, и я с неимоверным облегчением прочитал маленькие буковки "club". Боже мой! Всего-навсего "РОТАРИ клуб", а мы то напугались. Так что, всё хорошо, что хорошо кончается. Но, конечно, самое потрясающее в Израиле - это достопримечательности, святые места. Приятные, знающие, хорошо говорящие по-русски экскурсоводы, естественно, - бывшие ленинградцы и москвичи показывали в Иерусалиме памятные места, связанные по преданию с житием и деяниями Христа. Вот - улочка, по которой жарким полднем ЗЗего года Иисус нес на Голгофу крест. Она размечена специальными плитками - именно в этих местах земля обагрилась кровью спасителя. Вот - Гефсиманский сад, где он был арестован стражниками Пилата, а вон там - Голгофа, место распятия. Даже не религиозных людей, но людей с воображением при виде Гроба Господня начинало трясти. А что говорить о тысячах верующих, прибывающих сюда со всего мира поклониться святыням! Наши артисты, которые стали все чаще посещать Святую землю, тоже с большим интересом осматривали храмы розных религий, соседствующие друг с другом, знаменитую Стену плача и, наконец, сам Гроб Господень, за обладание которым воевали несколько поколений крестоносцев. Экскурсоводы подробно останавливались на исторических подробностях, на датах крестовых походов, а наши тоже в " грязь лицом не ударяли и на радость экскурсоводам задавали разные вопросы, показывающие нашу твердую позицию, если не в религиозной, то в исторической культуре. Так, например, один наш молодой популярный певец, кстати недавно женившийся, проявил к Гробу неподдельный интерес и сбил гида с ног вопросом: "А что, правда, ОН до сих пор там лежит?" У нас, как всегда, к сожалению, времени не хватало, чтобы все осмотреть. Пробежались по быстренькому по основным местам, и осталось около часа - побывать у Стены плача. Уже на подходе стали попадаться солдаты с оружием, и вскоре выяснилось, что к Стене не пройти, так как на площади должно было состояться принятие присяги молодыми израильскими воинами. Человек восемьсот новобранцев в аккуратной форме расположились строем перед трибуной, на которую вскоре должны были подняться старшие офицеры; говорили, что ожидают министра обороны. Играла торжественная музыка, а слева с цветами толпились взволнованные родители. Надо сказать, что в Израиле отношение к армии особое.Военная служба считается почетной не на словах, а на деле. Часто на улице можно было увидеть "голосующего" солдата, и больше минуты ему ждать не приходилось - первая попавшаяся машина останавливалась, любой почитал за честь подвезти своего защитника. Церемония принятия присяги обещала быть очень интересной, жаль, что времени у нас не было, но все-таки протолкались поближе, в первый ряд. Я стоял и, глядя на солдат, думал: "Вот они - "ястребы Тель-Авива". С детство меня пугали Америкой, Бундесвером, а уж слово "Израиль" имело прямо-таки неприличный оттенок. Что-то вроде черта или страшного дядьки с мешком, но сейчас, конечно, время другое, поэтому я не очень-то и забоялся. Пора было уходить. В этот момент раздался сигнал трубы, призывающий к вниманию и на трибуну поднялись офицеры. Строй замер, но все-таки сразу было видно, что солдаты эти - молодые, необученные, потому что многие из них продолжали еще вертеться, разговаривать и озираться на вытирающих слезы умиления родителей, а когда несколько "ястребов" заорали: "Эй, "Машина времени"! Макаревич, эй !" - стало ясно, что до настоящей дисциплины им еще далековато. А так, вообще, - ничего себе страна.